|
|
Партійна преса та видання
|
Юрий БЕЛОВ: ПРЕДВОДИТЕЛЬ И ЗАЛОЖНИК. К 100-летию со дня рождения Л.И.Брежнева (г."СОВЕТСКАЯ РОССИЯ" №143(12916), 12.11.2006г.)
Источник: sovross.ru
Сто лет со дня рождения Леонида Ильича Брежнева не пройдут незамеченными в нашей стране. Оно, это столетие, оживит советскую память и явится поводом для сравнения социалистической реальности, что была в СССР четверть века назад, и реальности капиталистической в нынешней России. Кому дорог реальный социализм (со всеми его несовершенствами), тот уподобит его свету в противоположность тьме криминальной мерзости современной жизни. Это сделает всякий честный советский человек и будет прав.
Политик, верный социализму
Было бы непристойно нам, коммунистам, идеализировать дорогое нам прошлое, возводить его в абсолют на том лишь основании, что настоящая российская действительность ни в какое сравнение с ним не идет — она ужасна и отвратительна. Нельзя этого делать и при оценке деятельности Л.И.Брежнева, что, безусловно, остался в нашей памяти настоящим советским патриотом и коммунистом, человеком чести, мужества и совести. Говорю об этом потому, что не единожды доводилось слышать, и ни где-нибудь, а в нашей партийной среде, оценку Леонида Ильича как великой личности. Выскажу свое мнение на этот счет, конечно, не претендуя на абсолютную истину.
У меня нет сомнений в том, что Брежнев был одним из выдающихся деятелей КПСС и СССР и одним из видных политиков на международной арене в те годы, когда он руководил советской страной. Но великим его не назовешь, так как деяния великого политика — этот тот прорыв в определении судьбы своей страны, который отражается на судьбе всего мира. Таковыми, если говорить о России, были деяния Петра I, Ленина, Сталина.
Брежнев сыграл свою, но не ведущую роль в пресечении опасной для государства волюнтаристской политики Хрущева. Первым лицом в партии он стал не как признанный ее лидер, а как один из многих зрелых и опытных партийных руководителей, прошедших сталинскую школу управления крупномасштабным производством. К чести Брежнева следует сказать, что исполнение роли первого лица он начал с чрезвычайной ответственностью и скромностью, которая, увы, оставит его в семидесятые годы (о том еще скажем).
Он встал у руля государственного управления в трудное время. В разбалансированном состоянии находилась экономика страны в результате хрущевских «новаций» — перехода от отраслевых управлений производством к территориальным и др. В тяжелом положении оказалось сельское хозяйство: «кукурузная» и «мясная» программы неуемного Никиты, дополненные «революционной» ликвидацией МТС, преобразованием колхозов в совхозы, ликвидацией приусадебных участков — все это тяжким молотом ударило по деревне.
Леониду Брежневу пришлось выступить в роли наладчика испытанной государственной системы управления социалистическим хозяйством. Он хорошо справился с данной ролью благодаря своему организаторскому таланту, опыту крупного производственника и, не забудем, благодаря управленческому гению Алексея Косыгина.
Не обойдем стороной и то обстоятельство, что волюнтаризм Хрущева кроме всего прочего выразил себя в троцкистской мстительности Сталину. Точнее, в мести народной памяти о нем. ХХ съезд КПСС вызвал кризис в международном коммунистическом движении, привел к снижению авторитета СССР в мировой политике и мировом общественном мнении. Чтобы поднять престиж КПСС и Советского государства, потребовались выдержка, терпение, кропотливая напряженная работа без крикливых и пафосных заявлений. Взвешенность подхода к анализу и решению кардинальных международных проблем, умение терпеть и ждать, не уступая противнику в принципиальном, — эти качества Леонида Брежнева позволили ему получить признание как профессионального политика в правящих кругах Запада. Но и здесь заметим: без дипломатического таланта и мастерства Андрея Громыко, умеющего держаться в тени первого лица, Брежнев самостоятельно вряд ли добился бы той международной известности, которую он обрел. Что у него всегда получалось, так это не портить работы, проделанной его маститыми соратниками, — свидетельство здравого смысла, присущего Леониду Ильичу. Отметим и другое его несомненное достоинство: он знал меру своих возможностей и не грешил стремлением превысить ее в решении тех вопросов, в которых был малокомпетентен. Он компенсировал отсутствие всесторонней политической культуры умелым подбором высокопрофессиональных кадров. И главное — он сформировал из них свою надежную команду. В нее входили как крупные и талантливые представители сталинской школы управления (А.Косыгин, А.Громыко, Д.Устинов), так и одаренные представители поздней генерации этой школы, которых Брежнев заметил и выдвинул (П.Машеров, Ю.Андропов, В.Воротников, Г.Романов и др.). Он не мешал команде, в чем также проявлялось его здравомыслие, разумная умеренность в руководстве людьми. Брежнев умел ценить кадры.
Именно благодаря сильной команде Брежневу удалось связать со своим именем решение задач стратегического характера: добиться военного паритета с США, что привело к стабилизации двухполярного мира (СССР—США), а также узаконить итоги Второй мировой войны на Международном форуме в Хельсинки. Хельсинский акт будто экраном высвечивает всю лживость и агрессивность европейской политики стран НАТО. Уже этого достаточно, чтобы вспоминать о Брежневе с благодарностью.
Леонид Брежнев не отличался стратегическим мышлением, но имел хорошее чутье на людей, которые способны были мыслить масштабно, инициативно, творчески. Он поддерживал таких людей, не тормозил начинаний, имеющих государственный смысл и значение. Не было во времена Брежнева застоя ни в экономике, ни в социальной жизни. Миф о застое запущен Горбачевым для самоутверждения. Западу этот миф был на руку.
Леонид Ильич Брежнев искренне, всей своей доброй душой желал счастья советским людям. В данном утверждении нет ни йоты преувеличения: он любил советскую Родину и делал все, что было в его силах, для ее процветания. Он был честным государственным деятелем и во все годы своего руководства ревниво охранял великие достижения социализма, прежде всего в социальной жизни. По своей нравственной природе Брежнев не мог не содействовать ее развитию.
Один лишь пример тому из многих. Уже в 1965 году, чтобы оздоровить сельское хозяйство, решением Пленума ЦК КПСС с колхозов списывается вся задолженность по ссудам Госбанка, устанавливается твердый план закупок с одновременным повышением закупочных цен на сельхозпродукцию и введением 50-процентной надбавки за сдачу сверхплановой продукции. Отменяются хрущевские ограничения на личные подсобные хозяйства. Увеличиваются размеры приусадебных участков и разрешается иметь скот в неограниченном количестве. Брежнев знал заботы и чаяния честного труженика.
Экономические исследования (нынешние — у нас и за рубежом) доказывают: при Брежневе высокой была динамика развития советской экономики. Если бы было иначе, американские философы, политологи (Гэлбрейт, Ростоу) не заговорили бы о возможной конвергенции (сращивании!) экономик СССР и США! Трудности и просчеты в управлении экономикой имелись, но шел и поиск их преодоления — прежде всего реформы Косыгина, что были свернуты под влиянием на Брежнева его окружения. Экономика подготавливалась к ее переводу на рельсы научно-индустриального производства. Как ленинградец, я хорошо знаю, сколь значимой была для нашего великого города и всей страны поддержка Брежневым смелого и перспективного начинания ленинградских производственников и ученых: формирование крупных научно-производственных объединений. Аналога им не было и нет на Западе. А строительство наукоградов и городов-спутников при высокотехнологичных промышленных предприятиях? Оно в брежневские времена стало фактом научно-технического прогресса в единстве с прогрессом социальным. Социальная инфраструктура при предприятиях (крупные подсобные хозяйства по производству сельхозпродукции, больницы, поликлиники, дома отдыха и санатории, детсады и не в последнем счете постоянно растущий жилой фонд) поражала видавших виды иностранцев.
Колоссальные средства вкладывались в системы жизнеобеспечения: обновлялись и прокладывались новые теплотрассы, высокими темпами шло жилищное строительство и строительство путей сообщения (БАМ). Росло материальное благосостояние народа при высокой котировке национальной валюты — рубля.
Сегодня все, что гарантированно имел советский человек (мизерную по сравнению с нынешней плату за ЖКХ, по-настоящему всем доступные цены на продукты питания (хлеб, мясо, молоко, масло), бесплатное лечение и образование), воспринимается как утраченное социальное счастье.
Специалисты по вопросам социально-экономического развития и те, кто эти вопросы решал практически (рабочие, управляющие, ученые), более убедительно, чем я, докажут: народное хозяйство громадной страны в брежневский период набирало силу, и лучший показатель тому — уверенность человека в завтрашнем дне, в благополучном будущем его детей. Сегодня в сознании большинства советских по духу людей отнятое у них социальное счастье связывается с именем Брежнева, и не без оснований.
Леонид Ильич не был народным вождем, как, скажем, Ленин и Сталин, но он был честным, заботливым и во многом мудрым руководителем партии и государства. Он не был автором таких крупных социальных проектов, как ленинский план ГОЭЛРО, сталинская индустриализация, стратегия победы над фашизмом, но он содействовал воплощению в жизнь того нового, что обеспечивало оборонную мощь нашей державы, повышение благосостояния народа, выход советской науки и техники на передовые позиции. Я, в прошлом работник системы профтехобразования, хорошо помню, что именно Брежнев поддержал весьма значимое для будущего советского рабочего класса начинание ленинградцев: перевод профтехучилищ на среднее образование.
Как фронтовик, прошедший всю дорогу Великой Отечественной, Брежнев знал цену жизни. Как производственник, наживший опыт созидательной деятельности в трудные предвоенные и послевоенные годы, он знал цену труда. Как коммунист, познавший, что такое ответственность за судьбы миллионов людей, он не позволял себе стоять на месте, когда дело требовало идти вперед. Брежнев знал: противник не простит остановки, сомнет.
Под властью догматизма и славословия
Застоя не было в социально-экономической жизни советского общества, но он был в КПСС. И прежде всего в ее идеологической деятельности. Когда говоришь об этом, перед глазами встает фигура серого кардинала при Брежневе — Михаила Суслова. Метко сказал о нем М.Шолохов: «Он смотрел на жизнь через затемненное окно автомобиля».
Суслов играл зловещую роль инквизитора в идеологии. При нем марксизм-ленинизм из живого учения, наполненного диалектической мыслью, превратился в религиозную догму. Вопрос о противоречиях советского общества не допускался к обсуждению. Сама таковая постановка считалась кощунством. А противоречия накапливались в социальной практике реального социализма и властно требовали своего объяснения и разрешения. Завершился мобилизационный период в развитии советской экономики, когда личная материальная заинтересованность работника социалистического производства не могла быть на первом плане: подготовка к войне, война и послевоенное возрождение страны вынуждали к самоограничению, побуждали к самопожертвованию. Государственный интерес тогда не просто был на первом месте — он безраздельно господствовал. Будь иначе, не случилось бы Великой Победы. С восстановлением экономики и ее динамичным развитием с середины шестидесятых годов положение не могло оставаться прежним: вызревало противоречие между старой, сложившейся в мобилизационный период системой управления общественным производством и обострившейся потребностью в ее изменении в сторону удовлетворения личной материальной заинтересованности трудящихся (жить стало лучше). Сусловская пропаганда всякое выражение названной заинтересованности определяла однозначно: рецидив частнособственнической психологии и морали. На ХХIV съезде КПСС Брежнев озвучил данный безапелляционный вывод. Давно известно: когда назревшее противоречие не разрешается государством, оно ищет своего разрешения за пределами закона. Придет время, и М.Горбачев спекулятивно использует сложившуюся ситуацию: утвердит принцип, который откроет простор для частнособственнической психологии и морали — разрешено все, что не запрещено.
Коснусь еще одного чрезвычайно значимого противоречия советского общества — между объективно существующей ведущей ролью русского народа в многонациональном государстве и забвением этой роли в партийной пропаганде, в идеологии КПСС. При Брежневе о ней не было и речи. Упоминание о русском народе как государствообразующем, о русском патриотизме как основе советского патриотизма, по Суслову, считалось противоречащим идеям пролетарского и социалистического интернационализма. Расценивалось не иначе, как проявление русского национализма. Эти установки подхватывали и использовали в качестве лома всякие ловкачи вроде Яковлева. Верный вывод о формировании новой исторической общности — «советский народ» никак и никогда не связывался с вопросом о ее ядре, едином центре. Да этот вопрос и не ставился. Ведущая роль русского народа в социалистическом преобразовании России упорно замалчивалась. И в то же время РСФСР являлась главным донором при распределении госбюджетных средств. Замалчивалась и роль русской культуры как корневой в культуре советского (изначально русского) социализма. Об этом с тревогой и болью писал М.Шолохов Л.Брежневу в марте 1978 года и не нашел понимания ни у него, ни в Политбюро. Так подготавливалась почва для семян космополитизма, прикрываемого абстрактным интернационализмом. И семена дали всходы в горбачевскую «перестройку»: мы увидели массу партийных функционеров, лишенных чувства великоросской гордости, чувства родины, готовых отдать Союз в руки безответственных конфедератов, превратить полстраны в «ближнее зарубежье».
Проблем, ждущих нового идеологического освещения, накопилось немало в развивающемся советском обществе. Важнейшая в ряду первоочередных — проблема формирования нового рабочего класса в условиях научно-технической революции, когда наука превращалась в производительную силу общества. Понятие «рабочий», сложившееся в индустриальную эпоху, уже не отражало объективной реальности: в рабочий класс вливались инженерно-технические работники, люди умственного труда, так или иначе связанные с производством. Но их по старинке относили к социальной прослойке — к интеллигенции. И всячески препятствовали приему в КПСС новых представителей рабочего класса. Партия, искусственно сдерживая приток свежих интеллектуальных сил, переставала быть умом эпохи. Вызревало нигилистическое отношение к ней интеллигенции (в значительной части той, что уже находилась в рядах рабочих, но осталась невостребованной). Запад не преминул максимально воспользоваться интеллигентским нигилизмом. Это случилось во времена безответственного и бестолкового Горбачева.
Вызревавшие проблемы и противоречия могли быть решены, если бы руководство КПСС обладало способностью и волей рассматривать их диалектически, если бы оно следовало золотому правилу ленинской диалектической логики: всякая истина конкретна и требует конкретного анализа конкретной ситуации. Но партийная мысль была отдана Брежневым на откуп Суслову, установившему диктатуру догматизма в КПСС и советском обществе. А Брежневу была отведена роль ретранслятора идей, утвержденных в кабинете серого кардинала с подачи циничных «спичрайтеров». Вспомним такие перлы «теоретической» новизны, как «развитой социализм» и «экономика должна быть экономной». А чего стоит сусловский интеллектуальный пафос, что выразился в определении очередного года текущей пятилетки: год определяющий, год решающий, год завершающий... И это всерьез выдавалось за идеологическое обеспечение производственных планов?! В народе горько шутили: и год ошеломляющий…
На Суслова могли молиться философы-идеалисты, не признающие гегелевской диалектики, не говоря уже о марксистско-ленинской. А такие были в советском ученом мире, и ни где-нибудь, а на кафедрах марксистско-ленинской философии(!). В «перестройку» они заявили о себе, да еще как! Это с ними вступил в непримиримую полемику великий советский философ Эвальд Ильенков в своей книге «Ленинская диалектика и метафизика позитивизма» (издана после смерти автора). Имен противников Ильянков не называл — не напечатали бы (да!). Догматизированный марксизм уживался в пору идеологической диктатуры Суслова с воинствующим идеализмом, направленным против Ленина как философа. Парадоксально, но факт. Ни имеющего мировую известность Ильянкова, ни его учеников не приглашали в ЦК КПСС для разработки теоретических проблем социализма — себе дороже. Хуже того, выдающегося философа травили его же собратья по кафедре марксистско-ленинской философии. В ЦК знали о том, но молчали: не могло у нас быть противоречий в социальных науках, не могло и все! Но именно социальные науки стали поприщем скрытой антисоциалистической деятельности будущих идейных трубадуров «перестройки» и ельцинско-гайдаровских реформ (Г.Попов, Ю.Афанасьев, Д.Волкогонов, А.Аганбегян).
А что же Брежнев? Почему он этого не видел? Леонид Ильич и не мог видеть. Он был человеком сугубо практического мышления и ничуть — теоретического. Брежнев искренне верил, что учение Маркса всесильно, потому что верно, и что оно работает и развивается в автоматическом режиме. В вопросы маркистско-ленинской теории он глубоко не вникал и, видимо, не знал ее всесторонне. Избегал всяческого приближения к теории. К тому же его общая культура оставляла желать лучшего.
В этом состояла не вина, а беда Брежнева. Увы, в итоге после его смерти она обернулась бедой для партии и советского общества.
В чем, как я думаю, состояла вина Леонида Ильича, так это в его слабости перед лестью. Лесть по адресу вышестоящих и славословие как непременный ее спутник — печальная примечательность брежневского времени. Как уже сказано, Леонид Брежнев в первые годы своего руководства партией отличался скромностью и простотой. Простота, душевность сохранились у него до конца его дней. Скромность утаяла. Брежнев не выдержал испытания лестью. Льстили ему все в его окружении, кто меньше, кто больше, а кто и безгранично. Брежнев с нескрываемым удовлетворением принимал знаки признания его величия.
Он озвучивал «теоретические» открытия правоверных идеологов сусловского типа как свои собственные и не возражал, чтобы во всех партийных аудиториях, по радио и телевидению постоянно говорилось: «как сказал Леонид Ильич», «как подчеркнул Леонид Ильич». Его не смущало, что его пространные доклады называли путеводной звездой и даже новым марксистско-ленинским манифестом (было и такое). При жесткой иерархии в КПСС (снизу доверху) при Брежневе господствовало правило: первый (начиная с райкома партии) всегда прав, потому что он первый. Так было потому, что Генеральный секретарь не мог быть неправ — это не подлежало обсуждению. Но так было и при Сталине, скажут мне. Это верно, как и то, что Сталин и Брежнев — величины несопоставимые. Несопоставимо и время каждого из них. Демократизация внутрипартийной жизни в брежневский период была велением времени — ее не произошло. Случился застой в КПСС, за который партия жестоко поплатилась.
Лесть и славословие вкупе с бюрократизмом в правящей партии вели ее к отрыву от народа, к девальвации в его сознании коммунистической идеологии. Вели к тому, что в итоге погубило КПСС, — к массовому карьеризму. Именно в пору брежневского правления начали свой путь к партийному олимпу Горбачев, Ельцин, Шеварднадзе, Кравчук, многие-многие другие. Массовый карьеризм, заквашенный в «перестройку», породил затем массовое предательство перевертышей.
Вера народа в КПСС при Брежневе оставалась еще достаточно высокой: люди видели слабости Генсека к наградам, к лести, но видели и другое, главное — его неустанную борьбу за мир, его твердость в отстаивании интересов социализма (не дрогнул перед угрозой реставрации капитализма в Чехословакии в 1968 году, перед попытками разрушить Варшавский договор), его заботу о человеке труда, его открытый и искренний советский патриотизм. Но из-за нерешенных противоречий и проблем вырастал в брежневский период и жесткий критический счет к КПСС. Это видели на Западе, это отлично знали и использовали Горбачев, Яковлев, Ельцин.
Несколько слов в заключение
Было бы в высшей степени глупо и безнравственно представлять Брежнева виновным за предательство Горбачева и К°. Между коммунистом и патриотом СССР и отъявленными мерзавцами — пропасть. Но надо видеть связь между непростительными просчетами и упущениями времени Брежнева и подлостью времен «перестройки». Связь эта не во всем прямая, но она явная. Надо видеть ее и признать горькую для нас правду.
Время беспристрастной и объективной оценки роли Леонида Ильича Брежнева в советской истории еще не пришло. Мы, люди старшего и среднего поколений, жили при нем и с ним, и потому не свободны от субъективности и субъективизма в оценке его деятельности. Однако отказаться от попытки оценить личность, с которой связана судьба не только каждого из нас, но и судьба великой страны, — значит отказаться от приближения к истине в познании прошлого, чтобы понять настоящее. Грядущим поколениям судить, сколь близки мы были к истине. Но именно мы и именно сегодня имеем моральное право утверждать: Леонид Ильич Брежнев, не жалея сил (дважды просил об отставке — тяжело болел), до конца своих дней верно служил социалистическому отечеству, советскому народу. Сделанное им для их блага перевешивает его личные ошибки и слабости. Советским людям есть что помнить о нем с уважением к его имени и благодарностью.
|
|
|