Славой Жижек: Бесконечное сопротивление - это капитуляция (www.russ.ru, 7.12.2007г.)

Источник: www.russ.ru

Один из самых недвусмысленных уроков последних десятилетий состоит в том, что капитализм несокрушим. Маркс сравнил его с вампиром; в нашем сегодняшнем восприятии главное свойство этого феномена заключается в его неизменной способности восставать из гроба. Даже такое радикальное средство, как прописанная доктором Мао культурная революция, призванная покончить с капитализмом раз и навсегда, закончилась его триумфальным возвращением.

Реакция сегодняшних левых на гегемонию глобального капитализма - вкупе с его политическим приложением, либеральной демократией, - варьируется в довольно широком диапазоне.

Некоторые из них, например, готовы принять гегемонию капитала, но настаивают на необходимости продолжения борьбы за реформы в ее рамках (это так называемый Третий путь, отличающий социал-демократию).

Другие признают существование капиталистической гегемонии, но считают, что она может быть взорвана только изнутри.

Третьи осознают тщетность всякой борьбы, поскольку означенная гегемония представляется им настолько всеобъемлющей, что с ней ничего нельзя поделать; остается только одно - дожидаться проявлений "божественного насилия" (можно назвать такую позицию революционной версией хайдеггеровского: "Только Бог еще может нас спасти").

Четвертые признают временную бесполезность борьбы. "Сегодня, перед лицом триумфального шествия глобального капитализма, - говорят они, - подлинное сопротивление невозможно; поэтому, пока не возродился революционный дух мирового рабочего класса, реально существуют только две возможности: либо защищать то, что осталось от социального государства, предъявляя власть имущим требования, которых, как мы знаем, они не могут выполнить, либо найти успокоение в области культурных исследований, где можно упорно и целенаправленно вести критическую работу".

Пятые подчеркивают тот факт, что мы имеем дело с фундаментальной антропологической проблемой, выходящей за рамки чистой социальности: ведь глобальный капитализм представляет собой в конечном итоге детище принципов технологии, или "инструментального разума".

Шестые говорят примерно следующее: мы имеем шанс подорвать глобальный капитализм и государственную власть не прямым кавалерийским наскоком, но при помощи обходного маневра, избрав полем битвы повседневные практики, посредством которых каждый может "построить новый мир"; таким образом основания могущества капитала и государства будут поколеблены, и на каком-то этапе вся эта система рухнет (наглядный образец такого подхода - организация Сапатиста [политическая группировка, развернувшая борьбу за права индейцев в беднейшей провинции Мексики Чиапас]).

Седьмые избрали движение по "постмодернистскому" маршруту, переместив акцент с антикапиталистической борьбы на многообразные формы политико-идеологической конкуренции за гегемонию; сторонники этого направления всячески подчеркивают важность речевых практик, нацеленных на навязывание собственной повестки дня путем дискурсивных ре-артикуляций.

Восьмые делают ставку на повторение классического марксистского жеста "решительного отрицания" капитализма на новом, постмодернистском витке его развития: дело в том, что сегодня, при высоком спросе на "умственный труд", противоречие между производительными силами и капиталистическими отношениями обострилось до предела, в связи с чем впервые открылась возможность непосредственного перехода к "абсолютной демократии" (это, условно говоря, позиция Хардта и Негри).

Все вышеперечисленные стратегии группировок, называющих себя левыми, представляют собой, по сути дела, не столько вынужденные отклонения от некой "истинно радикальной" позиции, сколько демонстрацию того, что таковая у них просто отсутствует.

Однако история последних тридцати лет не исчерпывается поражением левых. Она содержит в себе и другие, не менее поучительные, уроки: один из них преподали нам китайские коммунисты, возглавившие едва ли не самый стремительный в истории рывок по направлению к капитализму; другой получен нами от западноевропейских социал-демократов, достаточно успешно отстаивавших стратегию Третьего пути. Коротко говоря, позиция тех и других сводится к девизу: "Мы можем сделать это лучше". Так, произошедшая в Великобритании "тэтчеристская революция" носила хаотической и импульсивной характер, она была отмечена печатью непредсказуемости и случайности. И только Тони Блэр сумел ее институционализировать, или, если воспользоваться гегелевской терминологией, преобразовать то, что поначалу воспринималось как историческая случайность, в необходимость. Как это ни странно, Тэтчер не являлась "тэтчеристкой", она была просто собой; и только лейборист Блэр (в большей степени, чем консерватор Мейджор) придал наметившейся тенденции форму подлинного тэтчеризма.

Некоторые критики капитализма, выступающие с позиций леваков-постмодернистов, призывают выработать в ответ на это совершенно новую - "асимметричную" - политику сопротивления. Они обвиняют всякого, кто еще не отказался от борьбы с государственной властью (не говоря уже о ее захвате), в "отсталости" и "ретроградстве": леваки-постмодернисты говорят, что политические радикалы увязли в "старой парадигме", в то время как сегодняшняя задача состоит в сопротивлении власти посредством эвакуации с ее территории и создания новых пространств, неподконтрольных государству. Конечно, это не что иное, как оборотная сторона капитуляции перед триумфальным шествием капитализма. Политика такого "сопротивления" - всего лишь морализирующее приложение к Третьему пути.

Недавно вышедшая книга Саймона Критчли "Требовать до бесконечности" (Infinitely Demanding by Simon Critchley, Verso, 168 pp.) представляет собой едва ли не идеальное воплощение такой позиции. Для Критчли либерально-демократическое государство есть данность, "ее же не прейдеши". Все попытки уничтожить такое государство закончились плачевно; следовательно, новая политика должна быть направлена на то, чтобы дистанцироваться от него: в этом направлении действуют антивоенные движения, экологические организации, группы, протестующие против расизма и сексизма, и другие - самые разнообразные - сообщества, основанные на местной самоорганизации. Это должна быть политика сопротивления государству, при которой власти постоянно бомбардируются невыполнимыми требованиями, что приводит к поэтапному снятию ограничений, налагаемых государственными механизмами. Главный аргумент в пользу такой политики - которую можно назвать "политикой сопротивления на расстоянии" ("politics of resistance at a distance") - основывается на этическом аспекте "бесконечных требований", взывающих к чувству справедливости; ни одно государство не может удовлетворить эти требования, поскольку ему никуда не деться от "реальной политики", предусматривающей обеспечение собственного воспроизводства (включая экономический рост, общественную безопасность и т.п.). "Конечно, - пишет Критчли, - история обычно пишется людьми с ружьями и дубинками, и было бы наивно рассчитывать на то, что их удастся победить при помощи язвительной сатиры или веничков для смахивания пыли. Тем не менее, история ультралевого нигилистического активизма красноречиво свидетельствует о том, что как только вы берете в руки ружья и дубинки, ваше дело проиграно. Анархо-политическое сопротивление не должно подражать архаичному насилию той верховной власти, которой оно противостоит".

Но что должны делать в таком случае, скажем, американские демократы? Прекратить борьбу за государственную власть, рассредоточиться на политически необжитых территориях, оставив все рычаги силового воздействия в руках у республиканцев, и развернуть кампанию анархического сопротивления? А что стал бы делать Критчли перед лицом такого противника, как Гитлер? Может быть, в этом случае он все же соблаговолил бы одобрить "подражание архаичному насилию верховной власти"? Не должны ли левые провести разделительную черту между обстоятельствами, при которых мы обязаны прибегнуть к насилию против государства, и условиями, при которых все, что нам остается, - это использовать "язвительную сатиру или венички для смахивания пыли"? Позиция Критчли крайне противоречива и логически несообразна: если буржуазное государство утвердилось "всерьез и надолго", если свергнуть власть (или капитализм) невозможно, то какой смысл от них отстраняться? Что мешает действовать внутри государства, трудясь "со всеми сообща и заодно с правопорядком"? Почему не принять базовые предпосылки Третьего пути? Зачем ограничивать себя политикой, которая, по словам Критчли, "ставит государство под вопрос и призывает установившийся порядок к ответу - не для того, чтобы покончить с государством (что было бы неплохо в некой утопической перспективе), но для того, чтобы улучшить его или хотя бы ослабить воздействие его наихудших сторон"?

Эти слова демонстрируют, что сегодняшнее социал-демократическое государство и мечта об анархистской политике "бесконечных требований" существуют в модусе взаимного паразитизма: анархическая составляющая этого симбиоза занимается этическими оценками, а государство управляет экономикой и регулирует социальную сферу. Анархистская этико-политическая составляющая действует как фрейдовское суперэго, со всеми удобствами бомбардируя государство бесконечными требованиями; и чем больше старается государство удовлетворить эти требования, тем более виновным оно выглядит. В соответствии с этой логикой, анархисты призывают бороться не столько с откровенной диктатурой, сколько с лицемерием либеральных демократий, обвиняемых в предательстве собственных принципов.

Огромные демонстрации против вторжения США в Ирак, состоявшиеся несколько лет назад в Лондоне и Вашингтоне, могут послужить ярким примером этого странного симбиоза между властью и сопротивлением. Парадоксальный исход этих мероприятий состоял в том, что были удовлетворены обе стороны. "Несогласные" спасли свои прекрасные, возвышенные души: они открыто дали понять, что возражают против политики правительства по отношению к Ираку. Власть предержащие спокойно приняли эти демонстрации к сведению и даже извлекли из них определенные выгоды: в результате "несогласные" не только не повлияли на уже принятое решение атаковать Ирак, но и содействовали его легитимизации. Вспомним, какова была реакция Джорджа Буша на массовые демонстрации протеста против его визита в Лондон: "Вот видите, это как раз то, за что мы боремся: надо, чтобы и народ Ирака имел возможность делать то, что делают эти люди, - протестовать против политики своего правительства!"

И вот что особенно поразительно: курс, который избрал Уго Чавес в 2006 году, прямо противоположен курсу леваков-постмодернистов: вместо того чтобы сопротивляться власти, он решил ее захватить (сначала при помощи государственного переворота, затем демократическим путем) - с тем чтобы использовать венесуэльский государственный аппарат для достижения своих целей. В дальнейшем он вооружил пригороды и организовал там военную подготовку своих сторонников. И, наконец, ощутив экономические последствия "сопротивления" столицы его правлению (временный дефицит некоторых продуктов в субсидируемых государством супермаркетах), Чавес объявил о своих планах консолидировать 24 партии, поддержавшие его на выборах, в Объединенную социалистическую партию Венесуэлы. Даже некоторые его сторонники, поддавшись широко распространенному чувству недоверия к бюрократии в пределах Боливарианского движения, настороженно отнеслись к этой инициативе: не приведет ли такое объединение к ослаблению тех самых народных движений, которые послужили движущей силой венесуэльской революции? Однако этот выбор, каким бы рискованным он ни был, заслуживает всяческой поддержки: реальная задача состоит в том, чтобы заставить новую партию функционировать не как обычную "государственно-социалистическую" (или перонистскую) партию, но как инструмент мобилизации масс и создания новых политических форм (таких, как местные комитеты бедноты). Что мы должны сказать такому человеку, как Чавес? "Нет, не надо брать государственную власть в свои руки; пускай все остается по-прежнему"? Чавеса часто расценивают как клоуна, но если бы он не пошел на риск, то давно превратился бы в нового субкоманданте Маркоса ("Subcomandante Marcos"), которого многие мексиканцы, придерживающиеся левых взглядов, называют "субкомедианте Маркосом" ("Subcomediante Marcos"). Сегодня государству "сопротивляются" не столько революционеры, сколько представители большого капитала - Билл Гейтс, руководители корпораций, загрязняющих окружающую среду, охотники на лис.

Мы должны извлечь из сложившейся ситуации соответствующие уроки. Задача не в том, чтобы настаивать на требованиях, которые, как мы знаем, власть не в силах выполнить. Поскольку они знают, что мы это знаем, позиция "бесконечных требований" не представляет для них проблемы. "Как это хорошо, - скажут они, - что, постоянно предъявляя новые требования, вы напоминаете, в каком мире нам всем хотелось бы жить. Однако, к несчастью, мы живем в реальном мире, где нам приходится делать то, что мы делаем, ведь политика - это всего лишь искусство возможного". Поэтому следует поступать прямо противоположным образом - бомбардировать людей, стоящих у власти, стратегически выверенными и вполне конкретными требованиями, от которых им не удастся с такой легкостью отмахнуться.

Перевод Иосифа Фридмана
7 декабря 2007 г.