Соціалістичні ідеї, ініціативи ...

Андрей ДМИТРУК: РУССКИЙ МИР: ЦИВИЛИЗАЦИЯ ПРОЕКТОВ (продолжение: Ч.15-Ч.21)

Продолжение. Начало см. Ч.1-Ч.7, Ч.8-Ч.10, Ч.11-Ч.14

XV.

Помянув три официальных ветви власти, не могу обойти вниманием тот общественный институт, который называют четвертой властью — средства массовой информации.

В либеральных государствах они чаще всего используют свой огромный потенциал для того, чтобы обогащать своих владельцев, а в более широком смысле — для оправдания и сохранения буржуазного уклада. Принято подчёркивать исключительную “свободу” таких СМИ, то, что для них нет недозволенных тем или точек зрения; они и вправду говорят обо всём, включая самые острые проблемы, самые вопиющие факты, но лишь с одной целью: доказать людям, что пороки мира неизменны и нет смысла бороться за улучшение общества. В рамках этой сверхзадачи есть конкретные, узконаправленные задания: например, живописуя во всех подробностях жуткие похождения серийных убийц, и “документальные” очерки, и художественная проза или фильмы подчёркивают маниакальность преступников, их “эдипов комплекс” либо иную психопатологию, — только бы не обнажить социальные корни преступлений.

Сверх того, буржуазная журналистика ради прибыли грешит крайней безнравственностью: ни в одной из “цивилизованных”, то есть западного образца стран нет закона, который надёжно охранял бы граждан от вмешательства досужих репортёров в их интимную жизнь, от потока непристойных или садистских “откровений”. Парадоксально, но факт: либеральные СМИ грубо нарушают столь лелеемую (на словах) в породившем их обществе свободу личности.

Средства массовой информации в странах с социалистической или иной главенствующей идеологией, как правило, достаточно нравственные, имеют другие пороки: они чрезмерно управляемы, послушны “верхам” и не всегда склонны к правдивому освещению жизни.

При очевидной невозможности сделать СМИ “идеальными”, лишёнными недостатков, — вполне реально, по крайней мере, свести к минимуму их психологический и социальный вред. Радио, телевидению и прессе должна быть придана идеологическая направляющая, но не основанная на жёсткой догме, а широкого гуманистического характера, в духе философского синтеза. Так, не должны навязываться ни какие-либо религиозные учения, ни атеизм, но во всех доктринах следует подчёркивать человечность и созидательное начало; если же таковых нет, религия или философия могут быть преподнесены лишь как предмет для изучения.

СМИ надлежит освободить от разрушительного свойства, именуемого объективизмом; все эти, столь излюбленные ныне пометки no comment, “без комментариев”, выражают, на самом деле, раболепное признание одной-единственной точки зрения на вещи — либеральной, то есть точки зрения материальной выгоды. Объективизм в подаче фактов неизбежно приводит к эффекту мозаики или калейдоскопа, когда в один смысловой ряд ставятся, например, новости моды и сообщения о войнах и больших катастрофах. Ничто не должно казаться важным потребителю, кроме собственного достатка, семьи и детей!..

Поскольку обсуждаемое нами общество будет строиться для освобождения творчества и в интересах творцов — не следует бояться откровенно заявлять об этом. Пресловутый “плюрализм”, вечное соревнование мнений, приводит лишь к разрушению всех ценностей, кроме самых примитивных, узко-эгоистических. Если изначально не дать бой прагматизму и цинизму, они снова возьмут верх. Замечательная диалектика новой цивилизации — в сочетании личной творческой свободы и коллективного стремления к общей цели. Вернее, общая цель такова, что достигнуть её можно, лишь максимально раскрыв личный потенциал каждого. Но обе составляющие этой двоицы, свобода самовыражения и сознательный коллективизм, должны соблюдаться строго, что возможно лишь в сакрализованной, идейно заряженной среде.

Не забудем, впрочем, что и “предельно объективные” буржуазные СМИ тоже подчас нарушают свою мозаичность, дабы подчеркнуть важность некоей темы. Только делается это всё с тем же намерением: утвердить либеральные стандарты. Уводя внимание публики от сотен женщин, ежедневно умерщвляемых на Земле непосильным трудом, голодом и антисанитарией — раздувают шумиху вокруг гибели в аварии одной бездельницы-принцессы; убийство дерзкого журналиста объявляют чуть ли не преступлением века, чтобы отвлечь народ от чудовищных злодейств, совершаемых по воле богачей-олигархов. Цели будущей русской, “несвободной”, с либеральных позиций, журналистики полярно противоположны, её дело — защищать обездоленных, обличать насильников любого ранга, поддерживать социальное равенство, насаждать просвещение, будить сознание, утверждать трудовую, творческую мораль.

Нельзя позволить столь мощному орудию влияния, как СМИ, действовать помимо задач страны, строящей самое гуманное общество в истории — или вопреки этим задачам. Независимо от того, какие формы собственности будут главенствовать на том или ином этапе становления Русского Мира — ведущие теле- и радиоканалы, основные печатные органы должны принадлежать государству, оно и будет “заказывать музыку”... Мало того: не прибегая к тиранической цензуре, государственная пропагандистская служба, тем не менее, должна контролировать весь эфир и всю редакционно-издательскую деятельность. Опять-таки, в порядке избавления от пережитков объективизма, от бессмысленных и вредных блужданий в потёмках “относительных ценностей” — мы просто обязаны очистить информационное пространство от всего, что развязывает инстинкты, способствует одичанию и озверению людей, их превращению в примитивные, легко управляемые существа. Смакование насилия и крови, порнография, пошлость, сектантские неорелигии, шарлатанство самозваных “целителей” и “ясновидцев”, расистские и националистические бредни — ни для чего подобного не должно оставаться места.

Необходимо озаботиться и установкой соответствующих фильтров в Интернете. Фильтрации подлежат информационные потоки, несущие всё, что унижает человека, делает его в собственных глазах биологическим автоматом или предметом купли-продажи. Коль скоро в стране идёт воспитание лучших чувств, истинно благородных отношений между мужчиной и женщиной — как могут иметь здесь право на существование тысячи доступных порносайтов, представляющих женщину даже не товаром, а инструментом?! Если идеал гражданина Руси-Евразии — человек, образованный до энциклопедизма, воспитанный до утончённости, профессиональный до мастерства, — можно ли обрушивать на наших людей массу порождённой либерализмом бредовой чуши: сайты, полные извращений и матерщины, опусы графоманов и психопатов, манифесты самозванных магов и колдунов, обращения фанатиков-сектантов и схемы простых в изготовлении взрывных устройств?.. Пусть нас тысячу раз упрекнут в “антидемократизме”, но мы законодательно вооружим службу интернет-контроля.

Но одной обороны — мало. Компьютерный монстр опасен в последнюю очередь бредом и пошлятиной. Его главная угроза иная. Это — потоп буржуазных благоглупостей, искусно оформленных под истины; самая полная энциклопедия либеральных общих мест, поддельной статистики и “философии” лавочников.

Советский Союз был явно не готов к вызовам нового века: я не представляю себе, как бы наши старцы из Политбюро воздвигли барьер, способный противостоять электронному урагану с Атлантики, а тем более — двинули бы обратную информационную волну... Русь-Евразия должна быть вооружённой “до зубов”, чтобы не только отражать виртуальную агрессию либералов (она стократ возрастёт с началом неосоциализма), но и вести массированное пропагандистское наступление в межкомпьютерных сетях. Русский аналог Интернета строить придётся в обязательном порядке, иначе возводимому строю будет всё время угрожать информационная эрозия. Слава Богу, имеются сделанные ещё в 1960-х годах гениальным Виктором Глушковым разработки намного превосходящей Интернет машинной паутины ОГАС: тогда им не дало воплотиться партгосчиновничество, убоясь за свои кормовые места. В текущем веке к проекту можно будет вернуться...

Одной из важнейших государственных задач (и, кстати, великолепным полигоном для творчества сотен тысяч авторов текстов, дизайнеров, программистов) станет обеспечение постоянного сверхмощного давления отечественной пропаганды на весь окружающий мир. Евразийские духовно-нравственные ценности, преимущества нового строя — вести о них, в разнообразнейших увлекательных формах, должны круглосуточно растекаться по всем электронным каналам. То же касается и более традиционных средств пропаганды, от “бумажной” прессы до телевидения и компакт-дисков: атака на всех фронтах, беспрерывная, лавинная, нарастающая! Так же, как на развитие ядерных и сверхъядерных вооружений, как на разведку и контрразведку всех видов — на это дело не должно жалеть никаких капиталов и интеллектуальных ресурсов. Ибо наша высочайшая, метастратегическая задача — рано или поздно распространить практику всеобщего творческого обновления на всю Землю — никоим образом не в плане анекдотической “мировой революции”, но просто как уклад, наиболее отвечающий высшим потребностям человека.

Другая реформа, которую решительно необходимо произвести в СМИ, это передача в одни — государственные — руки всех основных научно-познавательных программ и изданий. За последних два десятка лет вакуум, оставшийся в просвещении после того, как государство было “деидеологизировано” и исчезла поддержка научного мировоззрения, — вакуум заполнился до отказа самыми низкопробными псевдотеориями, бредом полуграмотных кликуш, откровенными суевериями, топорной обывательской мистикой. Чуть ли не официальной всенародной верой сделалась пережившая себя на сотни лет астрология... В целях интеллектуальной и душевной гигиены, спасения народов от дремучего невежества, надо повести с этим самую решительную борьбу. При издательствах, редакциях газет и журналов, телерадиокомпаниях должны быть созданы консультативные советы — или, по крайней мере, этим учреждениям следует приглашать специалистов, ведущих учёных, для предварительного рецензирования познавательных изданий, статей, аудио- и видеопродукции, отдавая первенство представителям академической науки. Рекомендациям экспертов-консультантов надлежит иметь силу обязательных. Если же один из органов СМИ обойдёт это правило — любая антинаучная публикация должна быть подвергнута критике наиболее широковещательным, массовым образом.

Думаю, нет нужды лишний раз подчёркивать, что журналистика и публицистика всех видов не могут не быть освобождены от коммерческой зависимости, от необходимости искать “спонсоров” и “меценатов”. Поскольку на первых порах будут сохраняться негосударственные газеты, журналы, телеканалы и т. п., — необходимо устраивать для них конкурсы произведений на определённую тему с денежными премиями. Торговля периодикой и видеопродукцией должна быть безусловно централизована, так же, как и подписка; эта централизация как раз и даст средства, необходимые для поощрения СМИ.

XVI.

Остановимся на той форме общественного сознания, которая граничит со СМИ, — на искусстве. Тем более, что и граница-то размытая...

Что касается издания “беллетристики”, литературы, по традиции носящей имя художественной, — то здесь, как ни в одной области, надолго задержится частная — точнее, личная организационно-творческая — инициатива. Действительно, стоит ли во что бы то ни стало централизовать выпуск книг каких-нибудь европейских поэтов-герметистов или японских авторов эпохи Хэйан? Узко специализированное издательство вполне может существовать за счёт кружка постоянных читателей (подписчиков). Точно так же естественна коммерческая автономность фирм, выпускающих “женские” романы, детективы, литературу прикладного свойства (для садоводов, автомобилистов, рыболовов и т.п.) — в общем, всё, что рассчитано на адресную, определённую аудиторию. Государство может здесь вмешиваться лишь двояким образом, поощряя или наказывая. Поощрение, как и в журналистике, будет состоять в тематических книжных конкурсах, победители которых получат бюджетные гранты на увеличение тиражей своих лучших книг. Наказание — в полном соответствии с законом — должно выражаться в различных санкциях, соответствуя вине издателя, от ограничения или запрета продаж нежелательной книги до изъятия тиража и судебного процесса против виновных. Последняя “драконовская” мера может быть применена лишь к тем издателям, чья продукция будет носить чётко выраженный антиконституционный характер, — но эта мера должна применяться неукоснительно. Видимо, стоит предельно уточнить в законе, что именно называется, скажем, пропагандой расовой, национальной или религиозной розни, войны, призывом к общественным беспорядкам... Уточнить — и не стесняться, в случае надобности, возбуждать уголовное дело по этим статьям.

Любое произведение, выходящее в свет, не сможет обойтись без самой серьёзной редакторской оценки и правки — в планах смысловом, художественном, а также простой грамотности. Нынешний мутный поток графоманских поделок с чудовищным количеством самых позорных ошибок, идущих от невежества полузнаек-авторов и дилетантов-издателей, мы должны прекратить однозначно и навсегда.

Безусловно централизованным, причём, получающим от страны самую энергичную техническую, организационную, финансовую поддержку, должно быть издание детской и юношеской литературы. В силу своей исключительной важности для формирования гражданина-творца, гражданина-созидателя, такие книги должны соответствовать самым высоким требованиям. В них не допустимы ни “паранаучные” бредни, ни недостаток авторского профессионализма, ни безнравственность.

На пути у всей “идеальной” продукции, чтобы она отвечала созидательным задачам общества, должен встать определённый механизм отбора. Конечно же, в нём не будет ничего от грубо политизированной цензуры времён начального, варварского социализма: на страже умов наших граждан встанут не узко запрограммированные чиновники, а лучшие учёные, философы, культурологи... Если не все издания пройдут через художественный и научный контроль на стадиях подготовки, то уж распространение обязано иметь “встроенный фильтр”: здесь нет места частной инициативе. Задачи построения обновлённой русской цивилизации не приемлют проповеди потребительства и социал-дарвинизма, несовместимы с настроениями обречённости, с моралью хищника-индивидуалиста или пассивного наблюдателя, с бесплодными эстетскими изысками, с культами разнузданного секса, патологии и мертвечины.

Буквально всё, сказанное о литературе, касается и театрального ремесла. Число больших и малых негосударственных театров, наряду с “казёнными”, может быть сколь угодно велико — но репертуар и гастрольная политика при этом не должны уйти из ведения властей.

Что касается кинематографа, сразу скажем главное: следует безусловно вернуться к практике СССР, собрав в одних (государственных) руках основную часть кинопроизводства и кинопроката. Второй должен стать источником финансов для первого.

Возможно существование киностудий, принадлежащих творческим коллективам или частным лицам; кинотеатры также могут быть коллективными или частными — но это не исключает прохождения всех фильмов через некую экспертную службу, рекомендующую (или не рекомендующую) данную ленту к широкому просмотру. Критерии отбора всё те же: профессионализм, гуманность, здоровое творческое начало. Возрастной ценз при допуске на сеансы следует соблюдать строжайше. Наиболее “рискованные” или экспериментальные фильмы можно предлагать для узкого, клубного показа — аудиториям взрослых знатоков.

Ещё раз подчёркиваю: изложенное выше — не призыв к плоскому морализаторству или грубой социологизации искусства. Примитивные модели цензуры, которыми порой грешила Советская власть, не вернутся никогда. Цель любого контроля над искусством будет лишь одна: не допустить к людям произведения, направленные против главных принципов русской цивилизации — коллективизма и соборности, как основ общественной жизни, и творчества, как стержня личности. Никаких претензий к художественной форме, коль скоро она профессиональна и талантлива, быть не может; никакие жанры не являются предпочтительными или, наоборот, нежелательными; никакая тема не запретна, если разумно и талантливо её авторское воплощение.

В ещё большей мере эти принципы применимы к изобразительному искусству и к музыке. Времена “бульдозерных выставок”, милицейских расправ с абстракционистами или погромных рецензий на оперы миновали безвозвратно. Вероятнее всего, невозможно, да и не стоит налаживать централизованный контроль за всеми выставками, художественными салонами, мастерскими, концертами и т. п. И уж тем более, нельзя поручать этот контроль местным властям, чья специальная подготовка всегда будет вызывать сомнения. Надо полагать, что избирательное наблюдение за теми или иными акциями живописцев, скульпторов, музыкантов будут осуществлять разъездные комиссии высококвалифицированных экспертов. Для “отслеживания” таких акций есть также пресса, которую, в свою очередь, можно обрабатывать в некоем аналитическом центре. Выводы координирующего органа, подобного не столько нынешним министерствам культуры, сколько собранию строгих и доброжелательных мастеров, помогут людям искусства найти тот оптимальный путь, где наибольшее самовыражение сочетается с наиболее активной поддержкой художника обществом и государством...

Пожалуй, единственное исключение — введение жёсткой политики ограничений и запретов — придётся сделать в эстраде. В предлагаемом нами обществе не может быть места пошлому, полууголовному развлекательному репертуару, ныне заполонившему и эфир, и подмостки. Советская эстрада никогда не была бедна мелодичными песнями, отражающими все оттенки человеческих чувств, и в ней не ощущалось никакой принуждённости, “сапога” цензора... Весьма критически надо отнестись и к так называемой рок-культуре, намеренно гасящей сознание, приучающей слушателей к бездумному функционированию, блаженному безмыслию. Музыкальный наркотик, основанный на базовых ритмах мозга и оттого обладающий силой внушения, “зомбирования” — есть нечто противоположное подлинному веселью, необходимому после напряжённого труда.

Видит Бог, все эти необходимые, но не трагические ограничения оправдаются в будущем, когда новые поколения вырастут нравственно чистыми, духовно богатыми и счастливыми от творческой полноты своей жизни...

XVII.

Мы не будем здесь останавливаться на всех особенностях современных моделей школьного и вузовского обучения, принятых в так называемых “развитых” (приатлантических) странах. Отметим лишь два фундаментальных свойства этих моделей. Прежде всего, в каждой из названных стран действуют не один, а два образовательных, как сейчас выражаются, “проекта”. Первый, массовый, предназначен для учащихся из простонародья: это набор весьма поверхностных и упрощённых сведений, чуть ли не на уровне телевизионных викторин. Второй “проект” рассчитан на серьёзное и углублённое воспитание действительно знающих, умеющих мыслить людей: таковых выращивают из детей немногочисленной денежной и политической “элиты”. Образование первого рода — бесплатное или предельно дешёвое, к нему обязывает закон. “Элитарное” обучение, конечно же, дорого и сосредоточено в лучших, прославленных колледжах и университетах. Знания, полученные первым путём, положено забывать после несложных экзаменов, перед овладением рабочей профессией: в памяти остаётся лишь то, что пригодится для нехитрой жизни плебея. На втором пути обогащается не только память, но и душа; вырастают разносторонние, достаточно сложные внутренне люди... хотя, скорее, изощрённые потребители духовной продукции, чем её творцы, особенно в русском, жертвенном смысле этого слова. По сути, со школьной скамьи происходит разделение каждого “цивилизованного” народа на две расы — вечных холопов и вечных господ, неизменно подвластных и безусловно властвующих.

Другая особенность именно нынешнего образования, особенно общедоступного, — это сведение всех умственных усилий учащегося к простой комбинаторике. Творчеством здесь и не пахнет: надо лишь заучить некий объём данных и выбрать во время экзамена один из нескольких готовых ответов. По сути, это схема получения водительских прав — но к ней сводятся “мировые” системы учёбы, с таким обезьяньим рвением внедряемые нынешними правителями Украины. Очевидно, что перед нами примитивная и крайне ущербная “педагогика”, жалкие результаты которой прикрываются пустыми, трескучими званиями бакалавров и магистров. Но даже это убожество многократно усугубляется тем, что механическое запоминание сведений можно легко заменить подсказками и шпаргалками. И эта “жизнь чужим умом” превратилась уже в могучую индустрию. Для тех, кто хочет лишь имитировать участие в учебном процессе, есть ответы на любые вопросы и задачи, а также разнообразнейшие сочинения, рефераты и т. п. в Интернете. Города сплошь заклеены объявлениями подонков (или же слабых, задавленных бедностью людей), предлагающих контрольные, курсовые, дипломные работы. А вовсе ленивый либо занятый не учёбой, но куда более важным делом — добыванием денег, попросту купит готовый аттестат или диплом. Об этом тоже повсюду объявления...

Русскому Миру, как колониальному по определению, как резервату рабов для Запада на все времена, эта страшная, оболванивающая система предложена в своём предельном, до крайности профанированном виде. Очень скоро мы столкнёмся с поколением врачей, не умеющих подать даже первую медицинскую помощь; с юристами, не знающими законодательства, или с бухгалтерами, не владеющими сложением и вычитанием. Единственное, что смогут наши дети — это, словно дрессированные приматы, возиться с техникой, прежде всего щёлкать на компьютерах. Тем более, что Запад сделает всё возможное, дабы изгладить в поколениях и последнюю память о “стране героев, стране мечтателей, стране учёных”, заменив былой драгоценный опыт мыслителей и созидателей куцыми навыками торгашей и брокеров...

В предвидении этой чудовищной, не имеющей исторических аналогий опасности — перспективы превращения образованных, традиционно читающих и одухотворённых народов в скопища технически грамотных невежд — возможно, здоровые силы Руси будут решительнее!..

Первое, что надлежит сделать новой власти, — это немедленно ликвидировать любые различия между средними учебными заведениями, упразднить все эти “колледжи” и “гимназии” — и вернуться к единой для всех, не признающей “элит” и “плебса” государственной средней общеобразовательной школе. Просвещение, наряду с военным делом или пропагандой, в частные руки отдано быть не может!

Образование в пределах основных, разработанных специалистами программ будет, конечно же, бесплатным. Ведь обучить человека по-настоящему — значит, дать ему долгосрочный кредит, который он вернёт через годы трудовой деятельности.

Но сходство обновлённых школ с былыми советскими будет лишь принципиальным. Во-первых, дети и подростки станут проходить регулярные опросы и тестирование, чтобы как можно раньше и точнее выявить то, что называется их природным призванием или предназначением. Как только способности и возможности ученика будут окончательно определены, его избавят от предметов иного, не близкого ему рода. Т. е., прирождённых поэтов не заставят зубрить до выпускного класса математику, а конструкторов милостью Божьей избавят от сложностей литературоведения... Это, разумеется, не значит, что ребята вырастут чрезмерно специализированными, однобоко развитыми: необходимую эрудицию культурного человека школа обеспечит каждому из них. Но всё же, основные и самые обильные сведения ученик получит в том роде занятий, который станет делом его жизни.

Во-вторых, школа сделает решительный, как никогда ранее, шаг в сторону от механического заучивания данных, цифр, текстов — то есть, “уйдёт в отставку” методика, увы, унаследованная советской педагогикой от царских времён. Надлежит полностью преобразовать уроки, сделав их сплошными актами творческой самореализации. Человек должен узнавать любые факты лишь в процессе творчества. Пусть они станут не грузом памяти, который Бог весть когда пригодится (если пригодится), но знаниями, необходимыми для воплощения конкретных задач. Пусть ученики рассматривают информацию, как глину или краски, и видят в ней сырьё, ждущее руки художника... Кстати, эта форма учебной работы очень быстро приведёт к исчезновению всякого рода подсказок и шпаргалок: можно будет открыто использовать любые источники сведений.

Каждая школа, наряду с её обычными нынешними элементами, такими, как спортзал или тематические кабинеты, будет “обрастать” подразделениями, зёрна которых в советское время были посеяны в виде ученических кружков, т. е. художественной студией, театром, редакциями малотиражных газет и журналов, музыкальными коллективами, литстудиями, лабораториями, мастерскими. На всё это, и не как на дополнительные, “внеклассные” структуры, а как на главные, сущностные, следует отвести специальные статьи госбюджета.

Для особо дорогих и трудоёмких ученических проектов надо предусмотреть межшкольные (региональные) творчески-производственные комплексы. В последние можно включить хорошо оборудованные театральные сцены, большие мастерские и выставочные залы, телевидеостудии, издательства, участки экспериментального производства и т. п. Каждое из этих направлений будет поддержано соответствующими “взрослыми” организациями — театрами, телекомпаниями, творческими союзами, НИИ, крупными предприятиями, — которые за свою заботу о подрастающей смене получат определённые льготы от государства.

Не исключено, что наряду с бюджетными и ведомственными средствами во внешкольное, углублённое и расширенное творческое обучение детей будут вкладываться и деньги частных лиц — то есть, оно не станет полностью бесплатным. Но плата должна быть унифицирована, чтобы дети более обеспеченных родителей не получали добавочных возможностей. Связь между уровнем образованности и размером доходов должна быть разорвана навсегда: только равные стартовые условия!..

Думаю, нет нужды распространяться о том, что вузы, также возвращённые к образу единых государственных бесплатных институтов и университетов, должны в ещё большей степени, чем школы, способствовать творческому становлению и самораскрытию учащихся. Практические подразделения вузов не могут быть ничем иным, кроме полноценных, работающих на страну предприятий, исследовательских и проектных центров. Первокурсник станет не учеником, без трудов которого общество может легко обойтись, а подмастерьем, работающим всерьёз в своей отрасли. И выдача диплома станет означать одно: посвящение в мастера.

XVIII.

Ещё раз уточним для себя, что основой будущего Русского Мира может стать лишь принцип изначального равенства людей — не одинаковости, но именно равенства, т. е. равных возможностей для личностного и творческого развития каждого, для удовлетворения всей пирамиды его потребностей. Был ли воплощён этот принцип в советской модели общества? Если и был, то лишь в зачаточной форме.

Гиперцентрализация, вызванная необходимостью для страны выстоять любой ценою во враждебном окружении, привела к тому, что опережающим стал рост производства средств производства. Производство же предметов потребления порой отставало; господствовал товарный дефицит, поддерживаемый ещё и неоправданно низкими ценами на многие вещи. Однако к 1980-м годам основные жизненные потребности граждан были удовлетворены, прожиточный минимум обеспечен; окончательно налажены ранее невиданные в мире механизмы всеобщего трудоустройства, бесплатной медицины и образования; почти даровыми были жильё, почта и транспорт, в том числе дальние переезды.

Но при этом оставался, увы, непреодолённым коренной порок системы, следствие той же сверхцентрализации: слабая обратная связь потребителя с производителем. Это приводило к серьёзному техническому отставанию. План поменьше, ресурсов побольше — вот к чему стремились предприятия, отнюдь не добиваясь замены устаревших технологий и роста качества изделий. Передовой экономический строй был в то же время изрядно консервативным и неповоротливым. Развитие производительных сил сковывалось. Страна получала “допинг” лишь благодаря продаже огромных количеств природного сырья и — вопреки мнению злобных невежд — благодаря мощному оборонному комплексу, достижения которого, по прошествии определённого времени, регулярно внедрялись в народное хозяйство. Но даже укрепление и обогащение государства, без определяющего воздействия потребителя на производителя, не приводило к значительному улучшению жизни граждан. Степень их творческой самореализации повышалась крайне медленно, поскольку массы людей продолжали заниматься рутинным трудом на предприятиях с примитивным оборудованием, а то и просто чёрной работой. Правда, росли заработки, но и в этом таилась “мина замедленного действия” для Союза: поскольку цены оставались прежними, полки магазинов подметались всё стремительнее, и дефицит становился фатальным...

Да, это был достаточно ущербный вариант жёсткого директивного планирования. Но, думается, такой подход к экономике и не может быть оптимальным. Мы откажемся от него. Во имя чего же?..

Хозяйственные планы, вероятно, будут не одного, а нескольких видов. Один из видов сохранит черты традиционного, директивного. Но всё, выработанное сверх задания, сможет остаться в распоряжении предприятия и продаваться им непосредственно. Чтобы в этот процесс не мог грубо вмешиваться никто “свыше”, необходимо повысить степень самоуправления предприятий, создать (в отличие от нынешних профсоюзов, в лучшем случае обороняющихся от произвола администрации) настоящие, действенные советы рабочих коллективов, органы, без участия которых не сможет быть принято ни одно важное решение руководства.

Директивные планы следует сочетать с индикативными, включающими сведения о том, где, кому и какая требуется продукция. Вот когда возникнет надёжная петля обратной связи с потребителем, будь то организация или частное лицо! Согласно этим ориентирам, предприятия могут составлять номенклатуру изделий, производимых сверх задания, и брать кредиты под выпуск товаров, предназначенных на продажу.

Наверное, не надо подчёркивать, насколько такая система будет благоприятна и для роста доходов, и для творческой самоотдачи всех работников.

XIX.

Общенародная собственность на средства производства — по крайней мере, на основные — должна быть восстановлена не только в целях воскрешения индустрии, полуразрушенной “перестройщиками”, и социальной справедливости, обеспечивающей права трудящихся. Она должна дать новый, небывало могучий импульс научно-техническому прогрессу.

Экономике надлежит быть сориентированной не на получение прибыли (это чисто эгоистический, фальшивый индикатор успеха), но на создание новой стоимости, нового качества любых изделий и технологий; может быть разработана соответствующая шкала стандартов. Работников следует премировать прежде всего за творческое отношение к делу.

По всей вероятности, в первые десятилетия сохранятся многие “рыночные” механизмы — до того, как окончательно станут лишними. Долговечной может оказаться коллективная собственность: в конце концов, она неплохо проявила себя в сельском хозяйстве. Могут принадлежать своим работникам небольшие предприятия: возможно, последние приобретут не столько черты “постиндустриальных” производств нового века, сколько, наоборот, свойства артелей или боттег, старинных объединений художников и мастеров.

На селе крестьянам будут переданы участки земли в долгосрочную аренду (торговлю землёй надо исключить в любом случае, как залог возвращения цивилизации эгоизма). Вряд ли стоит воскрешать наёмный труд на фермах — но поощрять всякого рода семейные и соседские коллективы необходимо, и даже очень. Государство должно давать таким мини-хозяйствам и дотации, и заказы на те или иные продукты, в том числе устраивая конкурсы: кто из аграриев предложит наилучшее сочетание качества и цены? Здесь возможны и комбинации разных форм собственности. Например, государственные или коллективные племзаводы могут давать телят на откорм в крестьянские семьи, крупные хозяйства и цеха — снабжать крестьян удобрениями, техникой, сортовыми семенами и т. п. Выращивание культур, не требующих больших площадей, скажем, пряностей или лекарственных трав, также можно поручить семьям умельцев. Но всё это не отменяет доминирующей роли больших и сверхкрупных госхозов — прежде всего, в производстве зерна, картофеля и других продуктов, необходимых в массовом количестве.

Сложатся аграрно-промышленные хозяйства-супергиганты. Таковыми могут стать селекционные центры, испытывающие семена новых сортов зерновых в Заполярье и выращивающие лучшие урожаи на землях Юга. Несомненно, с годами будут множиться и крепнуть государственные “земзаводы”, структуры индустриального землепользования, выгоняющие рекордный урожай на единицу площади, или подобные же скотоводческие комплексы, использующие весь арсенал селекции и генной инженерии. Со временем этот тип хозяйств вытеснит все остальные. Их рабочие будут иметь самую высокую квалификацию и соответствующие заработки.

ХХ.

Твёрдые, назначаемые государством (но не сверхнизкие, как в СССР, а минимально рентабельные) цены должны быть установлены на всё, от чего зависит человеческая жизнь: на энергию и её носители, на транспорт и связь, на жильё и коммунальные услуги, на лекарства и основные виды продуктов питания. Рыночному регулированию подлежат цены на предметы роскоши и на большинство импортных товаров, прежде всего тех, которые не могут быть произведены в нашей стране.

Но при любой ценовой политике Русский Мир выиграет во всех смыслах, если примет модель расчётов, предложенную ещё в 1960-х годах гениальным Виктором Глушковым. Он предложил — с помощью кибернетики, конечно — внедрить безналичный расчёт в обыденную жизнь; начать с наиболее дорогих товаров и крупных покупок, а затем и вовсе вывести наличные из обращения. Пусть вместо кошельков граждане носят электронные “сберкнижки”. Право же, это всерьёз огорчит лишь воров, взяточников и спекулянтов — честным же людям неизмеримо упростит быт. Суммы будут переходить со счёта на счёт в виде импульсов, а “настоящие” деньги, точнее, их золотой или иной материальный эквивалент, останутся в госбанке.

Кстати, я не зря здесь употребил слово “спекулянт”, словно бы вышедшее из обихода и заменённое более деликатными понятиями “бизнесмен, коммерсант”... Даже при наличии, на первых этапах, многоукладной экономики никакое посредничество с повышением цены более не допустимо. Ещё до введения всеобщего компьютерного безнала зараза монетаризма — нелепой выдумки, вреднейшего мифа о якобы “самостоятельной жизни” денег — должна быть выжжена в наших краях. Тут уже компромиссы невозможны. Товар, неподвижно лежащий на складе и, переходя от владельца к владельцу, обрастающий “накрутками” — абсурд, несовместимый с нормальной логикой. “Добавленная стоимость” может быть придана лишь тому продукту, который преображён интеллектом, трудом и творчеством человека. Рынку позволено будет формировать цены только при заключении договора между производителем и потребителем; все и всяческие “брокеры” выпадут из этого двуединства.

XXI.

Скажем немного о путях достижения высокой конкурентоспособности любой (по крайней мере, основных видов) продукции Русского Мира.

Я уже подчёркивал, что высшее образование должно стать не системой приобретения отвлечённых, не слишком нужных в жизни знаний и не поводом для получения диплома (который, к тому же, может быть просто куплен), а последней ступенью на пути овладения мастерством. Проверки успеваемости, которые будут соответствовать нынешним зачётам или экзаменам, должны стать испытаниями перед приёмом подмастерья в профессиональный цех (гильдию). Последние, во многом подобные средневековым “профсоюзам” мастеров, станут, разумеется, в высшей степени самоуправляемыми, со своими президентами и советами старейшин, кассами взаимопомощи и судами корпоративной чести.

На новом витке истории, при отсутствии дворян и буржуа с наследственным богатством, родится цеховая, рабочая “аристократия”. Но главное преимущество цехов, конечно, будет не в этом, а в том, что люди, состоящие в них, получат постоянный источник вдохновения и стимул к творческому росту. Во-первых, такая мощная организация, как объемлющий регион или страну профессиональный цех (гильдия), всегда сумеет защитить интересы мастера перед его формальным, назначенным “свыше” начальством. Во-вторых, если удастся создать в цехах обстановку взаимопомощи и здорового соревнования — трудовая “аристократия” станет действительно цветом ремесла, собранием виртуозов своего дела. Этому должны помочь и средства массовой информации, и экономическая политика государства. Хорошее владение профессией, особенно если оно включает рационализацию, надлежит и высоко оплачивать, и прославлять таким образом, чтобы лучшие мастера чувствовали себя избранниками, любимцами народа, а их коллеги стремились добиться такого же статуса. Но лучшие — значит, и честнейшие. Жульничеством, подкупом, попытками “пройти по головам” доброго имени и высокого положения в цехе себе не сделаешь — это должно стать законом. Точно так же не может быть “вечных” цеховых корифеев: свой уровень мастерства придётся регулярно подтверждать перед старейшинами, как то, опять же, было в старинных гильдиях.

Следует фактически уравнять и в славе, и в оплате труда выдающихся мастеров разных профессий, прежде всего тех, кто внёс в своё дело элемент творческой новизны. Шахтёр, нашедший способ резко увеличить добычу угля; пивовар, чей напиток выиграл международный конкурс; открыватели новой звезды и нового фасона обуви, талантливый живописец и любимая пациентами медсестра — все они должны быть сопоставлены в народном сознании и увенчаны, как собратья-творцы.

Вот ещё один важнейший результат создания мощных самоуправляемых корпораций. Ранее мы говорили о многоступенчатых территориальных выборах в советы разного уровня, но намекнули, что депутатский корпус может пополняться и из другого источника. Этот источник — профессиональные цеха и гильдии! Подобно тому, как в давние годы почтенные, уважаемые мастера участвовали в самоуправлении вольных городов, сегодня им подобные могут куда успешнее, чем эгоисты-политиканы, работать в законодательных органах. Избирателями станут коллеги — члены местных или общенациональных профобъединений.

Отметим ещё два момента. Деятельность депутата не должна быть профессиональной; как и при Советской власти, парламентарии будут отправлять свои обязанности лишь во время сессий. Благодаря этому намного сократятся возможности для коррупции, для того, чтобы использовать депутатство, как способ наживы. И ещё: обе категории депутатов — избранных по территориальному принципу и выдвинутых цехами — следует изначально уравнять в правах. Нет никакого смысла учреждать для них различные палаты или даже фракции. В новом Русском Мире у всех должностных лиц, вплоть до высших, одно назначение: создавать наилучший климат для креатизации общества…

Не надо долго объяснять, что при столь высоком престиже трудовой деятельности мастера будут неизбежно тянуться к науке, искать в ней подспорья для своих новаторских замыслов. Наконец-то вполне осуществится старый призыв: “Науку — в производство!”. Приобретут небывалый размах прикладные исследования, — а на отчисления от новых внедрённых технологий можно будет намного щедрее, чем раньше, субсидировать другие направления науки. Главное внимание следует уделить медицине, особенно лечению онко- и сосудистых заболеваний, борьбе за активное долголетие; изучению информационной основы живого; генной инженерии и клонированию; конструированию электронных машин, широкой роботизации производства; созданию предприятий-автоматов; нетривиальным методам добычи и переработки полезных ископаемых; космологии, процессам в Солнечной системе; космонавтике и космостроительству, как неотъемлемым составляющим хозяйства; индустриальной агротехнике, селекции и гибридизации; развитию атомной и термоядерной энергетики, а также выработке экологически чистых видов энергии; природоохранной деятельности, созданию национальных парков и заповедников, ландшафтной архитектуре; разработке синтетических материалов с заданными свойствами.

В течение одного-двух поколений Русский Мир может забыть о тяжёлом неквалифицированном труде — все формы последнего вымрут, подобно динозаврам, что намного улучшит здоровье и психическое состояние людей. По мере насыщения жизни энтузиазмом и творчеством, в условиях, где будут отсутствовать эксплуатация, боязнь безработицы и нищеты, бесчеловечная конкуренция, — снизятся число и острота стрессов, вырастет рождаемость. Вероятнее всего, грядет новая “революция долголетия”, подобная той, что произошла в ХХ веке.

Подобная стратегии развития страны (стран евразийского объединения) приведёт нас к историческому этапу, который можно было бы назвать штурмовой или прорывной цивилизацией. Такого на Земле ещё не бывало.

ІІ — ХІІ. 2006

Окончание следует

Архів, сортувати за: Нові Відвідувані Коментовані